О наших дедах.

[SergioZP]

С Днём Победы!!!

[Zigzag]

Без энузиазма чего-то народ отнёсся к предложению...
А сайт классный. Нашёл там награды бабушкиных братьев.
Бабушкин брат Коля.
#511
Служил себе, служил, унтер фельдшерской службы, пока Родина, внезапно, не решила: "А послужи-ка, Колян, на Северном флоте. Да на подводной лодочке!"
#511
Дедушка Ваня. Цвет погон полностью палит место службы.
#511

[Кузнец]

Почему без энтузиазма?
Я тоже заходил, искал, только пишет: "Приносим свои извинения. Работа сервера затруднена в связи с большим количеством запросов. Попробуйте повторить запрос позже." или "Записи не найдены. Возможно, эта информация еще не загружена в базу данных. Работа по обработке и загрузке информации продолжается."
Дед нормальный мужик был. Мама рассказывала, что дед в 1941 сбежал на фронт, ему тогда было 17лет. Потом мама постоянно у него спрашивала почему на фото с войны он всегда в ватнике или телогрейке, а остальные все красивые и в форме. Дед служил в армейской разведке, им прощали некоторые вольности в форме одежды .

[Zigzag]

Дед рассказывал.
Закрытие сезона, май 45го, Пражский урбан. Идёт неактивный такой уличный бой. Дедушка, а тогда ещё простой белорусский пацан Ваня, с сокомандниками по СМЕРШу и своим капитаном пробираются через какой-то многоквартирный небедный дом не то по второму этажу, не то по высокому первому. Никого по дороге не встречают, но типа зачищают. Снаружи вялая стрельба где-то дальше по улице и крики, мол, Гитлер, мать вашу, капут и хенде хох, обрыганы херовы. Настрелялись они к вечеру уже вволю (правда особо никого не подстрелили, а так, шугали разных в чужой форме и некомбатантов-матрасников), так что боеприпасы на исходе. Бункера тогда были у одних пулемётчиков, а простые автоматчики пользовались только механами, сколько унесёшь. И правила тогда ещё были просты до безобразия - запрещалось только маклаудничать. Под страхом смерти. Да этим особо никто и не злоупотреблял.
Заходят они, значит, в большую захламлённую мебелью комнату в одной из квартир, идут в другую, перелезая через разбросанные стулья, этажерки и всякий разный мебельный хлам, обильно наваленный на пол не то противником, не то неаккуратными хозяевами. И тут капитану ихнему захотелось выглянуть наружу, лицом поторговать, мол, где мы сейчас и чо там, на улице видно. Первый раз человек за границей, всё-таки интересно. А снаружи под стеночкой коварно гнездились в некотором небольшом количестве фрицы, которые по издаваемому сапожищами топоту и грохоту двигаемой мебели наших давно уже срисовали и азартно решали, как их половчее напоследок в мертвяк отправить, так чтоб всех сразу и не сильно напрягаясь, потому что к тому времени организатор этого фестиваля съел что-то нехорошее и внезапно скончался, а командующий красной стороной, пользуясь моментом, объявил конец игры.
И вот картина маслом: немец на улице с хитрым лицом и в позе бейсбольного питчера, в доме руссише официр, гремя стульями, гребёт к оконному проёму, а позади в комнате несколько советских граждан, которым воевать тоже не сильно хочется, потому как конец игры и их кагбэ касается. В общем, поговорка про "дембель в маЮ - всё похуЮ" уже тогда рулила.
Капитан, наконец, подгребает к окну, говорит сокомандникам, мол, щас, пацаны, оборачивается к окну... И вдруг...
...ему в табло...
...влетает...
...ГРАНАТА!
Капитан орёт от боли, а отскочившая граната со стуком падает на подоконник. Гранаты ж тогда делали ого-го! Из железа! Так чтоб и не поломалась в подсумке, и не отсырела, и орехи в случае чего покоцать, и вражину чтоб ушибить можно было. Не то что нынешнее гавно горохово-картонное. В общем, кровища на всю гимнастёрку, все от неожиданности тоже орут, а граната спокойно скатывается по подоконнику обратно на улицу. Капитан, решив не давить в себе обиду, вскидывает верный ППШ, шоб тут же навалять коварному супостату... И тут на улице под окном БА-БАХ!!! Выглядывают, а врагов-то уж и нет. Вернее, есть, но хорошо видно, что не маклауды.
Вот так лишний раз подтвердилась пословица, что главное - удачно оказаться в нужный момент в нужном месте. И доказательство этому - сытое рабоче-крестьянское лицо офицера госбезопасности, удачно вписавшееся своими размерами в стандарты чешского домостроения и загородившее половину окна, спасшее несколько молодых падаванов и принесшее владельцу одну из последних в этой войне медалей "За Отвагу". В общем, если бы не капитан, то не было бы мужа у моей и поныне живой бабушки, которая в это время точно так же воевала, а, может, уже и не воевала в той же самой Праге. Не разбей тогда фашист нос/лоб/глаз капитану игравшей на одной стороне с РККА команды, шансов выбежать из комнаты не было никаких из-за наваленных стульев, а достать гранату, которая тут же провалилась бы в завалы мебели, тоже не успели бы. Ведь, как защита от осколков, стулья вряд ли помогают.
Историю эту слышал много раз с незначительными отклонениями, не влияющими на общий смысл. Только в разное время, в зависимости от принятого градуса, пиздюганы в немецкой форме были поочерёдно то натуральными фрицами то власовцами, их количество варьировалось от 3х-4х человек до взвода, калибр боеприпаса - от яйца/колотухи до фаустпатрона, а награда командира - от медали до ордена Красного знамени.

[Кузнец]

Дед рассказывал...
...Историю эту слышал много раз с незначительными отклонениями, не влияющими на общий смысл. Только в разное время, в зависимости от принятого градуса, пиздюганы в немецкой форме были поочерёдно то натуральными фрицами то власовцами, их количество варьировалось от 3х-4х человек до взвода, калибр боеприпаса - от яйца/колотухи до фаустпатрона, а награда командира - от медали до ордена Красного знамени....

Это многое объясняет! Внук пошел в дедушку!

[САРГОН]

Я долго думал, что во время войны моей семье повезло — все вернулись живыми. Пока несколько лет назад не приехал в село, где когда-то жили мои предки по отцовской линии, и не пошел к памятнику погибшим солдатам.
В детстве, приезжая к деду, я никогда не читал, что там написано. А теперь взглянул на список, колонкой спускающийся по недорогому — не гранитному, а такому, как ставили в селах, простенькому обелиску. Четыре раза одна под другой шла надпись: «Бузина, Бузина, Бузина, Бузина»... И инициалы возле каждой фамилии. Это все были мои дальние родственники, о которых я даже не знал. Село деда было большое — больше тысячи дворов. Бывшее казачье сотенное местечко — Куземин, упоминаемое во всех документах эпохи Хмельнитчины, вплоть до опубликованного у Самойла Величко списка присягнувших московскому царю после Переяславской Рады. Когда-то тут бросил семя мой род, расплодился, раскинул хаты по разным концам села, хлебопашествовал, плотничал, охотился, ловил рыбу в Ворскле, пьянствовал и дрался с соседями, служил в царской армии, чтобы почти исчезнуть в середине XX века, положив себя на Алтарь Победы.
Странное ощущение испытываешь, когда четыре раза подряд читаешь на могиле свою фамилию. Как будто заглядываешь в будущее и видишь собственную могилу, где будет стоять твое имя. Алтарь Победы — теперь просто образ, ничего не значащий стертый штамп, заезженная фигура красноречия. Настоящий Алтарь Победы стоял когда-то в языческие времена в Риме и был посвящен богине Войны. Христиане его разрушили. Потом язычники добились его восстановления. Потом снова победили христиане и разрушили уже окончательно. И Алтарь Победы остался только как «устойчивое выражение» — в торжественных речах и прочих риторических упражнениях.
Мой дед Григорий на этот Алтарь не попал. И слава Богу. Почему я и пишу сейчас то, что вы читаете. Но от Алтаря он не бегал. Скорее, наоборот. То, что он рассказывал о войне, ни по стилю, ни по содержанию не напоминало фильмы и книги. Это была ЕГО война, обрывки памяти о которой достались в наследство мне
Когда началась война, деду было 39 лет. В семнадцать он умудрился дезертировать из Красной Армии во время гражданской — бросил однозарядную румынскую винтовку и дал деру домой, не желая подавлять мятеж атамана Григорьева. Что-то деда в гражданской войне не устраивало. Наверное, то, что свои в ней убивают своих. «Тоді людину вбити було раз плюнути», — вспоминал он о тех временах.
В Великую Отечественную дед поступил совершенно иначе. У него было трое детей, жена, кое-какое хозяйство — все это не очень располагало к подвигам. Но когда его в 41-м мобилизовали, он неожиданно снова оказался в полосе свободы. Как в 19-м.
Эшелон с мобилизованными разбомбили немцы. Под Харьковом. То есть очень недалеко от села деда. В фильмах бомбежка выглядит намного зрелищнее, чем в жизни. Зато в жизни она страшнее, несмотря на отсутствие дополнительных эффектов. Это был всего лишь один немецкий самолет. И он сбросил всего лишь ОДНУ бомбу. Бомба упала рядом с паровозом, пробила котел и убила машиниста. Ехать дальше на восток было не на чем. А с запада наступали немцы. И весь эшелон, вопреки легендам о массовом героизме и самопожертвовании советского народа, вернулся домой. Кроме моего деда и двух его друзей. Точно так же, как другие по домам, они пешком подались на восток.
На руках у них были мобилизационные документы. Они шли от военкомата до военкомата, получали путевку с дальнейшим маршрутом и снова топали. Один раз, по рассказам деда, они на рассвете вышли из какого-то райцентра, где ночевали, а вскоре их догнал военком без сапог – туда тоже добрались немцы.
Как ни странно, таким прозаическим способом дед дотопал до самого Сталинграда, где умудрился поучаствовать в знаменитом сражении. Он был зенитчиком. Это немного лучше, чем оказаться в пехоте. Но шансов отправиться на тот свет тоже хватало. По крайней мере, то, как во время налетов рядом с ним падали убитые, дед вспоминал. И как Волга горела от разлившейся из нефтехранилищ зажженной нефти. Говорил он об этом без малейшего намека на то, чтобы вызвать к себе сочувствие. По его очень жизнерадостной веселой логике, никакого сочувствия он не заслуживал. Чего сочувствовать? Ведь уцелел же!
Где-то в перерыве между боями дед умудрился даже сделать мне третью тетку с какой-то местной казачкой. Ее я никогда не видел — знаю только по рассказам. Но и этим поступком деда горжусь. Он был очень свободным человеком. Разглядывая недавно его фотографии, я заметил, что он — простой сельский мужик в телогрейке — стоит, опершись на дверной косяк, как испанский идальго, — поджарый торс, левая рука в бок, нога отставлена и бритая голова с хищным кривоватым носом победно повернута в три четверти: любуйтесь, вот он я! Никакой имиджмейкер Григория Бузину не учил так стоять. Это было все от его природы.
Размышляя о поступке деда во время войны, я вспоминаю его фразу: «Я під німцем не був!» На войне он не получил ни одного ордена, ни одной медали. Главной наградой для него было самоощущение победителя — не был под немцем! Думаю, именно это нежелание признать над собой власть чужого и заставило деда в 41-м повернуть на восток, когда большинство подалось домой, чтобы переждать, посмотреть, что дальше будет.
Есть такое понятие, как передача благоприобретенного опыта. Думаю, история моего деда во многом предопределила сюжет моей собственной жизни. В ней была мораль: если ты свободен, можешь поступать не так, как все. Не думай, что коллективная мудрость видит дальше твоего собственного носа. У тебя своя судьба. Ты сам можешь ее выбрать, пойдя в противоположную от всех сторону. Именно эта сторона и может оказаться правильной в экстремальных обстоятельствах. Да, страшно уходить пешком на восток, когда все побежали на печку. Но поначалу всегда страшно. Зато потом становится легче.
За теми, кто тогда вернулся домой, война пришла чуть позже — их подгребла повторная мобилизация 43-го, когда Красная Армия уже наступала. Большинство из них погибло в боях за Днепр. Но и с фронта многие вернулись. Однако то, что лишь мой дед и двое его друзей могли сказать, что были под Сталинградом, всегда наполняло меня тайной гордостью.
В очередной раз я это почувствовал три года назад, приехав в Германию. Немцы по-прежнему побаиваются нас, русских. Говорю «русских», ибо украинцы для меня (как, кстати, и для немцев) — тоже разновидность русского племени. Побаиваются по одной причине — не потому что мы сегодня такие сильные и умные, а потому что их деды, несмотря на всю свою силу, проиграли нашим дедам войну. Если вы скажете при немце «Сталинград», он непроизвольно вздрогнет. Для них это слово страшнее, чем для нас Цусима, — символ самого большого поражения, которое когда-либо терпела Германия за тысячу лет.
Говорю это без малейшего упоения, так как воевать наших предков выучили именно германцы. Даже такое старинное славянское слово, как «полк», и то у них взято. Полк — это измененное готское «volk» («фольк» – вооруженный народ). Его славяне еще в III веке позаимствовали, оказавшись хорошими учениками. И даже в слове «Сталинград» есть немецкий корень – «сталь» (stahl), что означает, естественно, закаленное железо.
Мне же словосочетание Алтарь Победы почему-то всегда напоминало сельскую кузню. Я еще застал ее не в музее народного быта, а живьем, как и ветряк на краю села. Горит огонь в горне, гармошкой мехов накачивают воздух, а потом звонко молотами куют подкову — как победителя...
Олесь Бузина
http://www.segodnya.ua